Восставшие из рая - Страница 6

— Что это? — спросил я.

— Не знаю… тоже читал где-то. Или слышал… Или сейчас придумал…

Талька взял мухомор и два корня, повертел их в руках и, не размахиваясь, швырнул в костер. Запахло горелой плотью. Стеклянный от жара воздух над огнем колыхнулся, дробясь зыбкими отражениями, и замер. Потом снова задрожал, потому что в костер упала ветка… еще одна… гриб…

— Зачем, Таля?..

— Надо, — ответил мой сын.

Он встал, медленно отошел к границе, за которой начиналась темнота, разбежался и прыгнул через костер. Прыгнул молча, сосредоточенно, будто выполнял важную и необходимую работу. Приземлившись на той стороне, Талька с минуту постоял, бормоча что-то себе под нос, швырнул в костер пригоршню сухой прошлогодней хвои и снова взял разбег.

Он прыгал и прыгал, с упрямством фанатика, а мы с Баксом следили за этим монотонным действом, дыша пряным дымом, щуря покрасневшие глаза, боясь оторваться от угловатой фигурки, мечущейся в дыму, словно творившей некий зловещий и прекрасный обряд; мы завороженно поворачивали отяжелевшие головы, не в силах вмешаться, нарушить, прекратить — и пропустили то мгновение, одно из многих, когда он исчез.

— Талька!..

Тьма за соснами рассмеялась и захлопала в ладоши.

— Талька!.. а-а-а…

И звон лопнувшей струны.

Я метнулся вперед и всем телом ударил в горячее дымное стекло, в густой и подрагивающий студень, проглотивший долгожданную жертву; дым разбился вдребезги, изрезав меня осколками, и последнее, что видел я, проваливаясь в чадящее, липкое безумие — Бакс, суровый, яростный Бакс, разбегающийся от границы тьмы и света, границы прошлого с настоящим; границы, грани, обрыва… и небо между ветками сосен, до ужаса похожее на разобранную крышу…

ИНТЕРМЕДИЯ

«РХ — 131АС4. 28.VII.93 г. егерем Пфальцского лесомассива при осмотре участка ВС-3, пострадавшего в результате пожара (согласно сводке от 25.VII.93 г. за N 35/24) были обнаружены тела трех человек в сильно обгоревшем состоянии. Предположительно двое мужчин тридцати-сорока лет и подросток. Личности установить не удалось, опрос местного населения результатов не дал. В пяти километрах южнее места происшествия, в прибрежной полосе реки Маэрны, найдена стоянка в заброшенном…»

САГА О СОВСЕМ ДРУГОМ МЕСТЕ

И услышится голос Бога, вопрошающего Ад:

«Полон ли ты?»

И Ад ответит Богу:

«Еще, дай мне еще!..»

Коран

Над хутором занималась заря. Тускло-багровое солнце медленно выползало из-за дальних холмов, и от растущей на отшибе одинокой сосны к хутору протянулась длинная синеватая тень. Тень безуспешно старалась подтянуть хутор поближе к опушке, но это ей никак не удавалось — как, впрочем, не удавалось и многие разы до того; но тень не оставляла своих попыток. Может быть, на этот раз…

…Старик проснулся рано. Он всегда просыпался рано, долго ворочался на жесткой лежанке, временами замирая и настороженно вслушиваясь в предутреннюю тишину. Наверное, ему было уже далеко за семьдесят, но старик давно потерял счет своим годам — да и то сказать, к чему их считать, моложе все равно не станешь… Глубокие резкие морщины избороздили его обветренное лицо, лицо человека, привыкшего ко всему — и к ветру, и к дождю, и к злобе людской — но прятавшиеся под кустистыми бровями хитрые глаза нет-нет, да и вспыхивали огоньком былого интереса ко всему, что вокруг. Стар был Черчек, стар, но крепок, не угас в нем еще тот огонь, который… Вот тот самый огонь.

Что-то полыхнуло в лесу — резко и ослепительно, на миг затмив еще не до конца выползшее из-за горизонта солнце — и старый Черчек невольно зажмурился, вскидывая к глазам корявую ладонь.

— Ну вот, еще кто-то, — пробормотал старик, запустив пятерню в нечесаную бороду, на удивление только начавшую седеть всерьез.

— Небось опять бедолага какой… Лица Лишенный. Хотя нет, уж больно сильно полыхнуло… Никак Помнящий!

С этого момента действия Черчека стали быстрыми и точными. Он не стал будить остальных, а прихватив тяжелый дубовый посох, окованный с одного конца железом, довольно резво для своих немереных лет зашагал к лесу. По дороге старик сам подивился своей прыти. К чему все это? Ведь поначалу (и довольно долго) пришельцев все одно нельзя ни увидеть, ни услышать. Одно слово — призраки.

И все-таки… уж больно сильно полыхнуло!..

Он уже шагал между столетними соснами, привычно ступая по мягкому ковру опавшей хвои, которая почему-то не хрустела под его босыми ногами, когда до него наконец дошло: раньше он никогда не видел таких ярких вспышек. Никогда! Но ведь тогда… тогда это означало, что у вновь прибывшего сохранился Дар! Неужто случилось то, во что они все тут давно перестали верить, но все же втайне надеялись — надеялись, несмотря ни на что…

Еще не веря до конца самому себе, старик ускорил шаги. Точного места вспышки он не запомнил, но в направлении не сомневался. Вот только… сможет ли он увидеть прибывшего? Дар — это, конечно, хорошо, да только призрак — он и есть призрак, хоть с Даром, хоть без… Не видно его. Не слышно его. И нюхом не учуять, хоть нос наизнанку выверни.

А потом Черчек остановился. Потому что узрел мужика. Нормального крепкого мужика, и весьма справного, с бородой — разве что рубаха на мужике была чрезмерно тонкая, да штаны слишком вытертые. На ногах — не то башмаки, не то черт его разберет… Стекляшки опять же на носу — видел он раньше у одного такие же стекляшки…

Пока Черчек рассматривал мужика, мужик с не меньшим интересом рассматривал Черчека. Потом он зачем-то похлопал себя по рубашке, по штанам, и весело спросил: